Гипербола веры Антонио Гауди
81 год назад погасла одна из ярчайших вспышек художественной индивидуальности ХХ века - оборвалась жизнь Гауди, которого Корбюзье назовет гением, обладавшим одним из самых мощнейших во все времена потенциалом архитектурного воображения. Гауди пришел в мир сотворить чудо.
И материалом его, как у всякого божественного творца, была «глина». Ему удалось проникнуть в метафизику единства пространства и времени и расшифровать их как тайнопись эстетики бытия. Человечеству понадобилось немало времени, чтобы разглядеть притягательное великолепие его архитектуры.
«Музыка» гения давно «гаудит» в душах барселонцев, переполненных гордостью за своего великого соотечественника. Они говорят: «Барселона - это Гауди, и Гауди - это Барселона». Его создания образуют некую область загадочного совершенства, таящую смутный образ каталонского ясновидца и мудреца, воплотившего в камне духовную мощь Времени. Творения Гауди заключают тайну «одушевленного разрушения» в архитектуре, являя образы безошибочного угадывания наилучшей формы, выхваченные как бы из рук самой природы.
Имя Гауди связано с эпохой архитектурного модернизма, возникшего в Европе на рубеже ХIХ-ХХ веков. Он создал свою версию каталонского модерна, отмеченного ослепительной фантазией, вобравшей самые дерзкие идеи мастеров прошлого. Отдавая дань «историческим стилям» как эталонам прекрасного, будь то романская школа, готика, барокко или рококо, он освежил их сложными смешениями средиземноморского колорита. Этот колорит присущ всей цепочке стран и континентов, сжимающих вселенский котел Средиземного моря, в котором тысячелетиями сплавлялось все, что представало перед взором человечества на торговых путях, в путешествиях и завоеваниях греков, финикийцев, карфагенян, римлян, арабов. И нигде не возникло творцов и творений более великих, чем на берегах этой чудодейственной чаши, ставшей колыбелью мировой культуры. В Испании иберийский оттиск этой печати обернулся своими величайшими откровениями и проповедями чувства и мысли. В их ряду мистические каменные изваяния Гауди.
А началось все с появления в Барселоне осенью 1869 года 17-летнего юноши, жаждущего поступить в Высшую Школу архитектуры. Он приехал из родного городка Реус, близ Барселоны, откуда рукой подать до Таррагоны, старинного приморского поселка, на пустынных пляжах которого прошло детство мальчика. Гауди - выходец из семьи ремесленников. По линии матери - из умельцев гончарного дела, отец был лудильщиком. Антонио учился в монастырской школе, в гимназии, учился на кузнеца, так что, приехав в Барселону, он уже многое умел делать своими руками. Возможно, он был не лучшим учеником, и диплом защитил «на волоске», с минимальной оценкой «зачтено», но первые же его работы отличались своеобразием, необычайностью пропорций и тонкой проработкой деталей.
Еще в студенчестве Гауди участвует в оформлении Королевской площади в Барселоне. Фонари, выполненные по его эскизам, и сегодня украшают этот уголок города. В те же годы Гауди, совместно с архитектором Ж. Фонтсеренадом, создает одно из самых привлекательных сооружений парка Сьютаделья, Монументальный каскад - захватывающее сцепление неоклассических арок, галерей, лестничных маршей и скульптурных групп, со ступенями падающей воды и фонтанами. В последние десятилетия ХIХ века Гауди строит несколько зданий - дома Висенс, Кальвет, Колледж ордена Св. Терезы, в которых нащупывает свою уникальную манеру работы. В архитектуре он передает коллизию чего-то непосредственного, по-детски прозорливого с изощренно рассудочным и ироничным вольтерьянством.
Каталонец душой и сердцем, он увлекся новыми социальными течениями лучшего общественного устройства. В конце концов оказался втянутым в националистическое движение за восстановление духа Каталонии и отделение ее от Испании. При этом он не был ни революционером, ни анархистом, но до конца жизни оставался романтиком-искателем. Может быть, поэтому его огромный труд обречен был остаться незавершенным. Архитектура, в конечном счете, ни что иное, как представление человека о самом себе, его понимание прошлого и настоящего, его мера приверженности миру иллюзии, романтизма, героики и расчета. Это всегда коллизия соединения чего-то непосредственного, по-детски прозорливого, подобного взгляду папуаса, с изощренно рассудочным, лаконичным, тем, что принято называть вольтерьянством. Греческие храмы, сады Тиберия - эти, казалось, совершенные формы покоя, но человек, глядя на их монументальную строгость, замечает вдруг, что они лишь отражения утраченных символов старины, и из него вырывается вопль - я хочу искрометности, у меня свои, другие символы, я хочу выразить дух своей эпохи. Так рождался стиль новой архитектуры, который позже назовут «гаудианским».
Начало века совпало с появлением в Барселоне аристократического «золотого квартала», музея на открытом воздухе, демонстрирующего утрированную пластичность упругих «капризных линий», подобных «удару бича». Сердцем застройки оказался бульвар Грасия. Здесь в линию домов буквально вправлены шедевры Гауди, дома для семейств Батльо и Мила.
«Уличные» жемчужины Гауди
Дом Батльо втиснут узким фасадом в четыре окна, сплошь инкрустированным шлифованным камнем, глазурью, цветной керамикой, создающих впечатление то ли чашуйчато-панцирной шкуры какого-то земноводного, то ли мантии осьминога, едва заметно шевелящейся от внутренних содроганий. Дом так и зовут «рептилией». Выпуклые очертания эркеров бельэтажа похожи на еще живые, с разверстыми пастями балконных ограждений и выпученными глазищами оконных проемов, головы дракона, поверженного Святым Жоржи, защитником и покровителем Каталонии.
Дом Мила поставлен Гауди замковой глыбой, скрепляющей пересечение улиц, как бы единой природной скалой натурального камня, которую народная молва так и нарекла «La Pedrera» - каменоломня. Это утес, вознесшийся над морем тверди, окаменевшим «девятым валом», по отвесу которого взбираются вверх ярусы этажей, переливающихся на крышу, чтобы разбиться рябью слуховых окон и брызгами витых башенок, маскирующих выходы вентиляционных шахт. Оказавшись на крыше, вы попадаете в сюрреалистическую клокочущую стихию, вздыбленных бурунов, пребывающую в поразительном единении с открывшейся перспективой окружающего природного ландшафта. Это гармоничное, пульсирующее между глазом и горизонтом пространство, как бы сжимающее и растягивающее время, приводит вас к ощущению «достоверности» четвертого измерения. Впадины галерей создают чуть ли не прозрачную перегородку между двумя пространствами - улицы и помещений. Открытость внутренних помещений, когда, минуя стены, ваш взгляд уходит вовне, словно видит сквозь них, достигается рассыпанной по всему фасаду цепью арок. Воздух, и еще раз воздух! Кажется, его источают каменные поверхности. Волновые линии прошитых воздухом стен образуют квартиры, похожие на аквариумы света. Колонны, раскачивая световые потоки, задают ритмы этому наполнению. Здесь свет оказывается связующим звеном между пространством и материалом. Гауди - мистический архитектор, и форма для него «вещь в себе», безличная и живая, она может случиться и, осуществившись, становится частью природы. Создается феномен «текучего пространства», когда человек, находясь внутри, как бы пребывает вне здания, а, находясь снаружи, оказывается во власти «раскрытого замкнутого». Гауди воспроизвел старую истину Лао-цзы: «Реальность здания не стены и крыша, а внутреннее пространство, в котором живут».
Декор, выполненный Гауди, воспринимается не нанесенным на поверхности, а кажется выступающим изнутри их. И всем этим он навлек на себя неприязнь заказчиков. К Гауди прилепили прозвище «дегенеративного монстра». Семья Мила отказывается от скульптурной группы с Богоматерью, предназначавшейся для фронтона их дома. Оскорбленный Гауди заболел и оставил строительную площадку. Так и стоит, недостроенным, дом № 92 по бульвару Грасия, объявленный решением ЮНЕСКО культурным достоянием.
Гауди становится самым востребованным архитектором Барселоны. Ему покровительствует один из богатейших и могущественных магнатов города граф Гюэль. Их отношения переходят в дружеские. Для своего благодетеля Гауди строит дом, исполненный изощренных фантазий. По его желанию, как страстного поклонника Вагнера, Гауди создает музыкальную комнату и прилегающую к ней домашнюю церковь площадью в девять метров и высотой в 17,5 метров с винтовыми лестницами, галереями и необычайной акустикой, которая становится доминантой дома.
Уголок Рая - Парк Гюэль
В 1900 году граф Гюэль передает в дар городу участок земли около 20 га, с условием поручить ведение застройки Гауди. Возникает грандиозный проект Эдема для развлечений знати Барселоны. Немыслимая утопия райского благоденствия с превращением естественных холмов и полей в цветущие пиниевые рощи, цветники, питаемые оросительными каналами, десятки фантастических вилл, замков, башен, виадуков, террас, подъездных путей, пешеходных дорожек. Гауди создал мир сказки, ландшафт мечты, пронизанный философией единения человека с животными и растениями. Колонный зал на открытом воздухе, с 88 дорическими колоннами, создающими опоры трехслойного пространства торгового форума, греческого театра и террасы, в днище которой укрыта накопительная водяная цистерна. По периметру театра вьется змеевидный серпантин скамеек, а сплошная волна их «спинок» декорирована ошеломляющим орнаментом мозаик, керамической глазури. Вся территория парка обнесена бесконечной каменной стеной с декоративными башенками, воротами, коваными решетками, изготовленными по эскизам и с участием Гауди. У главного входа застыли драконы, из ощеренных пастей которых брызжет вода, воспроизводя античных пифонов - стражей древнего прорицалища Геи и Фемиды в Дельфах.
Однако и эту баснословную затею ждало фиаско. Разгул фантазий автора превзошел финансовые возможности Барселоны. Придумав все это великолепие и приступив к застройке, Гауди столкнулся с неплатежами. Из задуманных 60 зданий Гауди построил только два. Одно из них стало его домом, в котором он прожил до 1920 года. Теперь это дом-музей Гауди. От вида комнат в его доме веет монашеской чистотой и сосредоточенностью. Простота вещей, железной кровати заядлого холостяка, погруженного в одиночество, в безусловный, бескомпромиссный радикализм, свидетельствует о пожизненной приверженности великому труду, не оставляющему ни минуты для заботы о себе.
Дом Бога на земле - Храм «Sagrada Familia»
Начиная с 1883 года Гауди взваливает на себя работу по проекту и строительству главного сооружения своей жизни - Храма искупления грехов «Sagrada Familia», Храма Святого Семейства. 43 года жизни, до самой трагической гибели, совершал Гауди свой мистический подвиг, буквально следуя страстному завету Паскаля, возгласившего, что агония Христа будет длиться до конца времен и христианину во все это время нельзя сомкнуть глаз. Эта проповедь в камне, с манией постоянного обновления собственных идей и казавшихся неосуществимыми усложнений поглотила годы.
Наконец, через 20 лет он остановился, развернув колоссальную неоготическую панораму своего невероятного видения - три, разомкнутых друг от друга, монументальных фасада образуют объем храма, превосходящий по размерам собор Святого Петра в Риме. Восточный фасад посвящен Рождеству Христа, западный - страстям Христовым и южный - Воскресению. Из каждого фасада вырастают по 4 башни, в совокупности символизирующие 12 апостолов, вокруг еще 5 башен четырех евангелистов и Богоматери, и над всеми - главная башня Христа, высотой 170 метров. Фронтоны фасадов снабжены скульптурными группами соответствующих евангельских сюжетов, каждое окно, каждая колонна содержит облицовку с сюжетами священной истории и символикой католической веры. Будучи великим последователем вершителей духовной архитектуры, объединяющих в себе архитектора, скульптора и живописца, Гауди руками выращивал свое детище, как часть природы, под стать живому лесу, за которым скрывается подлинность небывалых конструкторских решений с изящными гиперболоидными и эллипсоидными перекрытиями, опирающимися на наклонные, «гуляющие» колонны, с остро взлетающими нефами без контрафорсов, с онтогональными венцами капелл, с игольчатыми башнями, только до трети связанными общим основанием и прошитыми сетчатым узором отверстий. Мало кому удалось проявить свой характер столь сильно, ясно и интенсивно в стремлении выразить себя в объединении вечной и всегда по-новому открывающейся архитекторам триады - конструкция, польза, красота. Гауди оживлял мечту Витрувия о построении иерархии пространств.
С закладкой первого камня храма Гауди перебрался на стройку, чтобы ютиться в рабочей времянке, ставшей для него и мастерской, и углом для ночлега. Он отстраивает восточный фасад, на фронтоне которого своими руками высекает скульптурные группы священных сцен рождения и детства Христа, тонущие в пышных растительных гирляндах, простирающихся до самого верха фронтона. Возводятся четыре его знаменитые башни, уходящие космическим зигзагом в небо, чтобы там расцвести невиданными бутонами соцветий, превратившихся в эмблемы всего творчества Гауди. Это все, что он успел...
Ребенком он пришел в этот мир, ребенком и ушел
7 июня 1926 года, в обеденный час Гауди ушел со стройки. В тот же день на одной из центральных улиц вытащили из-под трамвая тело неизвестного в старенькой рабочей спецовке. Он лежал распростертым на асфальте, истекая кровью, не видя обступивших его людей. Перед глазами плыли круги мутного света. И вдруг он увидел чистую линию между морем и небом, упирающуюся в отвесный обрыв скальной гряды. Его пронизывает ощущение величия и совершенства прямизны этого непрямого угла. Когда-то он это понял навсегда: симфонический ключ архитектуры в тайне случившегося равновесия сил. Ему почти невозможно было дышать, но что-то дышало рядом: вдох - выдох. То было глубокое дыхание моря, моря его детства. В нем он строил замки, крепостные стены, но самое интересное начиналось, когда море набегало потоками кипящей воды. В оседающих формах он видел совершенствование восхитительных зависаний ракушечника. Это были сами инструменты с напряженными арфическими и виолончельными боками для движения бурлящих струй. Он вспомнил себя мальчиком, ныряющим на глубину и поднявшим первую свою раковину, - прообраз его будущей архитектуры. И тут все исчезло…
Только через несколько дней в бродяге признали Гауди. Барселонцы как бы очнулись. Полгорода хоронило его, провожая в последний путь от Античного госпиталя на Рамбле до «Саграда Фамилиа», где Гауди был погребен в склепе одной из часовен.
Стройка затормозилась, сначала из-за нехватки денег, а там и вовсе стало не до стройки. В стране подымалась политическая буря, погрузившая ее в гражданскую войну, в вакханалию безумств, в пылу которых были разорены мастерская и усыпальница мастера. С внутренним содроганием привожу слова ревностного поклонника Гауди - С. Дали: «Старинный приятель Гауди уверял меня, что своими глазами видел, как по барселонским улицам волокли тело гениального зодчего, словно удавленника, с накинутой на шею веревкой. Друга потрясло, что Гауди казался живым, только смертельно бледным… Я не мог не поверить, ибо сам видел в кафе анархиста под руку с мумией монашки, почившей восемь веков назад. Толпа упивалась блудодейством, растлевая себя и смерть. Горели церкви, ризы, тлели священнические кости, и весь этот смрад клубами подымался к небу».
Архитектура движется, опираясь на своих патриархов, великих основателей и исчезнувших пророков. Их искусством создаются отдельные миры внутри большого, вселенского мира. Таким гением был Гауди: ему удалось совместить два послания в едином творческом порыве - к небу и к грядущим поколениям людей.
И еще одна реплика Дали: «В мире слишком много филистерства, этой прилежной ханжеской обывательщины, с ее узкими, прямоугольными ранжирами, нравоучительной тягомотиной приглаженного «хорошего вкуса». Миру явно не достает далианских дохлых ослов, потусторонних распятий Эль Греко, трепещущих страстью подсолнухов Ван Гога, вагнеровского пафоса архитектурных симфоний Гауди, пронизанных игрой животворного «дурного вкуса».
Игорь ЛАРИН, spain.kp.ru